Он ощущает вкус её губ и собственной крови, когда Регина в жадном, нетерпеливом поцелуе прикусывает его язык. Он задыхается и судорожно ловит ртом выдохнутый ею воздух.

Он чувствует жар её тела и бархатистую нежность кожи, когда его рука скользит по её животу, зарываясь под тонкий шёлк блузки. Его ладонь накрывает её левую грудь, он сжимает пальцы, и Регина болезненно всхлипывает, запрокидывая голову и подставляя горло его поцелуям.

Он испытывает почти звериный голод – тоску по человеческой плоти, страсть, смешанную с желанием причинить боль. Он хочет заставить её понять, хочет передать ей привкус той тоски, что терзает его изо дня в день, съедает его душу, не имея возможности вгрызться в сердце.

Потому что это всё, что он чувствует, когда госпожа мэр, совершенно непристойно выдыхая сквозь стиснутые зубы что-то матерное, выгибается под его телом, принимая его в себя. Он совсем забыл, что значит ощущать хоть что-то. Единственное чувство, преследующее его неотступно, это гложущая пустота вместо сердца, и он не знает, когда именно она возникла и почему.

«Я ничего не чувствую, когда я с ней», - шепчет Грэм, отчаянно вглядываясь в лицо Эммы. «Зато я – чувствую», - хочет ответить она. И когда Грэм, обхватив её за затылок обеими руками, притягивает к себе и с какой-то обречённой нежностью целует в губы, всё, о чём может думать Эмма, это о том, что прошлой ночью он точно так же целовал Регину, и эта мысль отзывается огненной болью где-то там, где сходятся рёбра.